Из жизни женщины… Несколько женских историй - Лена Терехова

Для начала она начала взахлеб читать книги по этике и эстетике, старалась не злоупотреблять бранными выражениями, которые в среде ее подружек считались пропуском в компанию, а еще она стала больше внимания уделять своей внешности и манерам. Упорство и настойчивость не заставили долго ждать результата. Когда Федор в очередной раз пригласил девчонок к себе в гости, Марина Алексеевна попросила Лидочку помочь ей на кухне и поинтересовалась:

– Лидочка, скажите, что вас связывает с вашими подругами? Вы совсем на них не похожи.

– Ну что вы, Марина Алексеевна, девочки у нас очень хорошие, просто они много работают и мало читают. А я стараюсь и много работать, и много читать.

– Полезное занятие, моя дорогая. А что вы еще любите?

– Я шью неплохо, готовить, правда, не очень умею. В общежитии не до изысков как-то.

– Что ж, все приходит со временем, – хозяйка мило улыбнулась, и они пошли к остальным гостям.

Лидочка удивлялась, что Марина Алексеевна спокойно относится к тому, что сын приводит в дом друзей, что они смеются и шумят, что могут протолкаться в гостях допоздна. Все-таки воспитание и гены много значат. Вот как должна вести себя истинная дворянка – сдержанность, приветливость и радушие. Она запоминала. Она училась.

– Золушка, блин, ты достала уже, – орали на нее девчонки в общаге, – строишь из себя принцессу, а трусы свои опять раскидала по всей комнате. Ты когда научишься за собой прибирать? Вечно бардак! Ни пол помыть, ни пыль протереть! Не царское это дело! – Лидочке постоянно перепадало за беспорядок, но она ничего не могла с собой поделать – она ненавидела домашнее хозяйство и не могла искоренить в себе эту пагубную страсть. При слове «уборка» на нее находил ступор, веник и тряпка становились тяжелее гири, а мытье посуды и вообще было каторжной работой, рудником. «Хорошо было этим барышням-дворянкам, – крамольные мысли все чаще посещали голову комсомолки, – проснулась утром, в колокольчик позвонила и к тебе уже „чего-изволите-мадам“ бегут со всех ног. Ручкой махнула – в доме чисто, пальцем ткнула – обед на столе. Эх, меня бы в то время вернуть… Я для неги создана, для праздности, а не для мытья грязных голов».

Через некоторое время Лидочка увидела, что ее подруга, та, что встречалась с Федором Лариным, хихикает и строит глазки клиентам парикмахерской, в которой они работали. Лидочка поняла, что это ее шанс. Она как бы случайно наткнулась на улице на Федора, они решили поболтать за столиком уличного кафе и в разговоре Лидочка, как бы между прочим, упомянула легкомысленное поведение их общей подруги. Она знала, что Федор не собирался жениться на Танюшке и поэтому повод порвать с ней у него появится однозначно. Мужчины не любят пустышек и вертихвосток – это она усвоила. Федор сделал вид, что не обратил внимания на слова Лидочки, но через несколько дней, увидев зареванную подругу, Лидочка поняла, что цель достигнута – Федор свободен, теперь ее очередь.

Она вела игру очень умело: не навязывалась, но старалась пересекаться с молодым человеком как можно чаще; приглашала его несколько раз в кино, но опять же не одна, а с кем-нибудь из подруг. Но подруг для таких походов старалась выбирать на один раз и таких, которые ей по интеллекту уж точно и в подметки не годились.

За такими дружескими встречами прошло полгода, и вот сегодня она выходит из ЗАГСа под руку со своим мужем. С сегодняшнего дня она – Ларина Лидия Сергеевна, молодая жена и хозяйка той заветной уютной квартиры в центре Алма-Аты. На работе она никому не сказала, что выходит замуж, домой тоже решила написать потом, когда все уляжется. Не вязались ее деревенские родственники с той новой жизнью, что она себе нарисовала. А на работе распространяться не стала из-за Татьяны, бывшей подруги Федора, все-таки чувствовала, понимала, что поступила подло по отношению к ней и боялась расплаты. Бояться реально было чего. Таня характером обладала вспыльчивым и в глаз могла залепить от души. Лидочка сказала мужу, что переедет к нему через несколько дней, а сама за это время уволилась, нашла новую работу в парикмахерской за квартал от своего нового дома (в советские времена с этим не было проблем), девчонкам в общаге сказала, что уезжает, собрала вещи и на этом все. Первая ступенька заветной лестницы покорена.

Глава вторая

Лидочка переступила заветный порог. Она прекрасно понимала, что родители мужа не в восторге от выбора сына, но, как люди глубоко интеллигентные, принимают этот выбор с уважением. Свекровь не строила пренебрежительных гримас в адрес невестки, напротив, ценила ее рвение помогать по дому, хотя Лидочка не умела толком абсолютно ничего. Ей даже было немного жаль, что свекровь все в доме делает сама – следит за порядком, готовит (причем еще и при подаче на стол красиво украшает блюда), стирает, гладит и крахмалит белье, драит полы и протирает пыль. Обычно такими делами в семьях состоятельных и занятых людей занимаются приходящие домработницы, но Марина Алексеевна все делала сама и с видимым удовольствием. А ведь она еще и работала. Как можно все успевать? Лидочке это было невдомек.

В их доме часто бывали гости. Люди из начальства, студенты, ученики – народ разный, но всех принимали с радушием и безо всякого высокомерия. Лидочка же напротив все больше замечала в себе спесь по отношению к людям своего бывшего круга. Ей казалось, что ее, барышню из высшего общества, пытаются сбросить с пьедестала. В ней стала появляться некая высокомерность, гордыня и манера говорить сквозь зубы, презрительно опустив уголки губ. Именно из-за подобного выражения лица она впервые и поссорилась со свекровью.

Лидочка позволила себе высокомерно и по-хамски разговаривать с дворником, Алевтиной Григорьевной, женщиной пожилой, работавшей в этом доме больше тридцати лет. Пришедшая с работы свекровь стала невольным свидетелем выходки своей невестки. Она подошла к спорившим, тихо извинилась перед дворником и, взяв Лидочку под локоток, твердо и жестко, повела ее домой. Дома она в своей манере, спокойно и четко, вставила невестке «пистон»:

– Это что сейчас было? Как ты посмела в таком тоне разговаривать с пожилым человеком?

– Да она первая зацепила меня, сказала, что из грязи в князи, – возмутилась Лидочка.

– Не важно, кто начал первым, важно, что за этим последовало. Как ты ее назвала? Если не ошибаюсь «говношкряболка»? Слово-то какое! Вижу, оскорблять людей ты умеешь, талант непревзойденный. Только запомни, моя дорогая – она честно зарабатывает свой хлеб, и это самое «говно шкрябает» как раз за такими, как ты, которые чужой труд не уважают, и грязь за собой оставляют. Вот ты, к примеру, ела мороженое, и бумажный стаканчик выбросила на землю. Почему не в урну?

– Ей за это деньги платят, пусть метет, – поджав губы, выдавила Лидочка.

– Не дай бог тебе таким трудом зарабатывать! Мы с мужем решили, что надо тебя убирать из парикмахерской, тем более, что ты постоянно жалуешься, что с трудом уживаешься в коллективе. Заметь, в третьем коллективе за последние пять месяцев! Мы решили, что тебе надо окунуться в другую среду. Для избавления от спеси будет очень полезно.

– Вы решили? – Лидочка возмутилась, – почему вы взяли на себя право решать за меня?

– Это право ты предоставила нам, когда вошла в нашу семью. В общем так. Муж договорился с директором нашего завода и тебя берут диспетчером. Работа не трудоемкая, главное, уметь ладить с людьми. У тебя это трудно получается, а здесь, среди рабочих, ты быстро всему научишься – и уважению, и вниманию и пониманию.

– Вот уж спасибо! Среди шоферни толкаться! Там научишься, как же! – Лидочка презрительно сморщила то, что считала носом.

– Это не обсуждается, – свекровь была непреклонна. Лидочка больше не решилась спорить, чтобы не нагнетать обстановку, но вечером решила переговорить с мужем. Надо настоять на своем или даже принципиально уйти на съемную квартиру, пусть родители побегают за ненаглядным сыночком! Вся беда была в том, что она сама не хотела уходить из этого дома. Здесь она жила не напрягаясь, по дому ничего особенно не делала, так, поможет иногда свекрови и все, а жить отдельно – значит самой вести домашнее хозяйство, что, как мы уже успели узнать, Лидочка от всей души терпеть не могла, да и толком не умела.

Стоять у плиты, мыть полы да еще эту долбаную пыль протирать каждый день, а она снова и снова не понятно откуда накапливается. Муж, которому надо готовить и не раз, а там вдруг еще и дети… Нет, одна она еще не готова жить. Что ж. На этот раз придется уступить, а там – обживется, тверже пустит корни, тогда можно будет и права качать.

На следующей неделе Лидочка уже работала на новом месте. Удивительно, но работа ей понравилась. С утра побегаешь, пока машины на линию выйдут, а потом сидишь весь день и не паришься – хоть книжки читай, хоть вяжи, хоть спи. Да и водилы оказались не такими уж хамами и деревенщинами. Наоборот, всегда с улыбкой, шуткой-прибауткой, а то и конфеткой угостят, прознав откуда-то, что Лидочка до сладкого большая охотница. В помещении диспетчерской она сидела одна, два дня работает, два отдыхает. Заходили туда по праздным делам редко, так что посплетничать и посудачить было не с кем, да и не о ком. Благодаря этому отшельничеству, Лидочка не успела ни с кем поссориться до самого декретного отпуска.